Когда в семье, в которой люди хорошо друг к другу относятся и хорошо друг друга знают, рождается ребенок, то ей/ему проще. И дело не только в том, что эти люди смогли построить отношения друг с другом, а значит, способны выстраивать работающие отношения привязанности и построят их с ребенком. Дело еще и в том, что они понимают, что в поведении ребенка генетически задано.
Например, Машенька жадничает и капризничает, это не поощряется в семье. Но мать и отец Машеньки знают, что есть Макар Петрович, дед отца, прадед Машеньки. И он — мужчина с жаднинкой и несколько… самодур. И тогда семье проще выносит Машенькино: «АААА, МАЁЁЁ, ДАЙ, УБЮЮЮЮ», потому что они понимают, что это всего лишь «дедушка Макар из Машеньки попер». И это надо просто переждать, дочь поорет, погневается и успокоится, хотя, конечно, надо ребенку сказать, что так орать — нехорошо. Ну что поделать, решит для себя семья, Машенька — в деда Макара.
То есть, ребенок, эта Машенька из примера, делит ответственность за свое поведение со своим родом. Родительская пара и вся расширенная семья воспринимают ее поведение в контексте поведения прародителей. Поэтому наказания-стыжения она получает меньше, ей «делают скидку» на гены. И, как следствие, этот ребенок меньше получает нарциссической травмы.
Можно посмотреть на другую полярность, когда родители совсем ничего не знают про прародителей своего ребенка. Семьям с приемными детьми сложнее и нужно очень много терпения. Потому что, с одной стороны, ребенок будет сложно себя вести в соответсвии со своим типом привязанности, тревожно-амбивалетным или дезорганизованным. С другой стороны, у приёмной семьи не будет подобного родового или генетического объяснения для детского характера. Все в детском поведении придется воспринимать с чистого листа. Постоянно отвечать себе на вопрос: «Это он/она такой в кого-то? Или это он просто с нами такой? И как с этим быть?» Родителям будет неизвестно, когда генетика (предки), а когда атмосфера в семье (среда) отыгрывают в поведении ребенка. И у них не будет готовых рецептов, что с этим делать.
Приемная семья вынуждена встречаться с бОльшим количеством новизны, которое привносит ребенок. Новизна — это стресс. А ребенок сам отвечает за свое поведение, для ребенка это тоже нагрузка. Хорошо, если семья эмпатична и не наказывает, не карает ребенка за стресс от этой новизны. Семья должна усиленно отвечать любовью на детский характер, ведь ничего, кроме любви, у них в багаже нет.
Итак, полярные варианты знания и незнания предков я описала. Теперь перейду к промежуточным вариантам, которые чаще встречаются. Это варианты, когда родитель принимает свои черты и черты любимых родственников, но не принимает черты нелюбимых родственников.
Например, ребенка воспитывает одинокий родитель (чаще мама), и она мало знает отца ребенка или хорошо его знает, но, возможно, хочет забыть (этого «козла») или забыть его родню (например, бывшую «свекровушку»). Кстати, может быть, папе ребенка сложно его/ее принять, потому что он/она очень похож на бывшую жену (эту «стерву»), или же глаза у ребенка… «зеленые, змеиные, совсем как у тещи».
Либо, может быть, ребенка воспитывает родительская пара, которая не очень хорошо друг другу относится. Эти люди заключили договор, что они друг друга терпят. Возможно, терпят «ради ребенка», а может быть, им так просто удобнее, «ипотека же». И, раз они поставили себя в ситуацию вынужденности, то эта пара начинает копить недовольство как друг другом, так и остальной родней своих «вторых половин». Это подобно расходящимся кругам на воде.
В таких ситуациях всем, особенно ребенку, приходится худо. Потому что для родителей не знать, в кого ребенок орет, дерется и капризничает — это, в чем-то, гораздо проще, чем видеть, как ребенок ведет себя или выглядит, например, как нелюбимая мама партнера/бывшего партнера/будущего бывшего партнера. В подобной ситуации родителю хочется словно убирать эти черты из ребенка. Это связано с чувствами злости, ярости, обиды, бессилия, которые родитель проживал в контакте с кем-то из родни ребенка.
«Убирание» из ребёнка этих якобы плохих черт происходит благодаря отрицательному подкреплению, то есть тому или иному виду наказания или игнорирования: стыжение, унижение, физическое наказание, наказание молчанием.
В этой ситуации трагично, что ребенок получает наказание не только за свое поведение, но и за «того парня». И не его/ее на самом деле хочет наказать родитель. Он хочет наказать своего давнего обидчика/обидчицу.
В какой-то степени, родитель хочет убрать из ребенка «плохие» черты, похожие на «плохих» родственников, обидчиков, чтобы этого ребенка стало возможно принять.
Подобным образом родители, конечно, ничего из ребенка не убирают. Они создают в ребенке внутреннее расщепление на плохую и хорошую части, принимаемую и отвергаемую. И подобная конфигурация — это «хороший» задел для формирования пограничной и нарциссической проблематики.
Может ли детско-родительский контакт быть очищенным от влияния других родственников и, особенно, прошлых болезненных отношений с ними? Возможно ли родителю забыть свой прошлый опыт и спокойно любить ребенка, не наказывая ее/его за черты отвергаемых предков?
И да и нет. Спокойно любить ребенка от нелюбимых людей можно, но не благодаря забыванию (как игнорированию, вытеснению), а благодаря большой внутренней работе. О своих прошлых отношениях и генетическом бекграунде своего ребенка невозможно забыть. Люди всегда идут в каждый новый цикл контакта, помня все свои предыдущие циклы контакта.
Поэтому детско-родительская диада — это почти никогда не диада, а скорее триада, или еще более многогранная фигура. Так, в контакте с ребенком мать имеет ввиду свой опыт с отцом этого ребенка. Например, купая ребенка, улыбаясь ему, мать имеет ввиду свои отношения с отцом этого ребенка следующим образом: когда она узнает в ребенке черты любимого мужчины, которым она поддержана, ей проще улыбаться этому ребенку так, чтобы ребенок понимал, что он/она любимый. А это в мире детского мышления значит «я, как личность, хороший, принятый». Когда мама узнает в ребенке черты «козла, который не платит алименты», ей проще смотреть на ребенка так, чтоб он/она понял, что он плохой, негожий.
Дальше эти отношения непринятия развиваются. Ребенок растет и начинает вести себя как «дед Макар» или бывшая свекровь/теща. Эти черты родитель не может принять, потому что терпеть этого родственника не может. Поэтому ребенок может начать получать наказания за свое поведение с большой порцией пристыживания, потому что наказание «за себя и за того парня». Это тяжело для детской психики — слишком много стыда, который является как будто бы не наказанием за проступок, а наказанием за личность.
Как вы видите, отношение к генетическим проявлениям в ребенке — это богатое поле для того, чтобы ребенок сформировал у себя разные варианты невротических проявлений и, возможно, при неблагоприятном раскладе, глубокую ненависть к себе, ощущение токсического стыда или вины.
И лучшего решения для этих проблем, чем терапия, я пока не знаю. И чтобы родитель мог/могла помириться с условными «свекровушкой», «тещенькой» или «дедом Макаром» в своем ребенке. И чтобы ребенок, возможно, уже выросший во взрослого, мог разобраться, прежде всего, со своим отношением к себе. Остальное к этому приложится.
