Для меня очень любопытен вопрос терапевтической (и супервизорской) интервенции — самораскрытие. Поэтому я написала статью, в которой рассмотрела разные аспекты и виды терапевтического самораскрытия. Также в этой статье я даю несколько методических рекомендаций для психологов гештальт-терапевтов. Статья может быть полезна и психологам других гуманистических направлений.
Этот вопрос любопытен тем, что самораскрытие терапевт совершает постоянно, даже если выбирает его не совершать. Ведь самораскрытие бывает не только осознаваемым вербальным (история из жизни, предъявление чувств терапевта) и осознаваемым невербальным (яркая мимическая и пантомимическая реакция на предъявление клиента), но и неосознаваемым.
Этот вопрос любопытен тем, что самораскрытие терапевт совершает постоянно, даже если выбирает его не совершать. Ведь самораскрытие бывает не только осознаваемым вербальным (история из жизни, предъявление чувств терапевта) и осознаваемым невербальным (яркая мимическая и пантомимическая реакция на предъявление клиента), но и неосознаваемым.
Говоря о терапевтическом диалоге, мы (терапевты) встречаемся с парадоксальностью. С одной стороны, мы учимся и проходим личную терапию, что помогает встречаться с любым опытом клиента, сохраняя по-хорошему нейтральную позицию, точку творческого предразличия. Это помогает контролировать процесс терапевтического диалога и поддерживает процесс осознавания клиента, тормозит реактивные отыгрывания. С другой стороны, живой контакт — это неуправляемый процесс, не все возможно проконтролировать. Более того, в терапевтическом процессе важно, чтобы сохранялась живость и не было эготического контроля, убивающего спонтанность. Как раз должны случаться недопонимания и отыгрывания, чтобы было, что осознавать, ассимилировать и продвигаться дальше. Именно возможность обойтись с живостью и несовершенством контакта, пройти через боль недопонимания и встретиться — это и делает терапию работающей.
Возвращаясь от парадоксальности терапевтического диалога к теме самораскрытия, могу сказать, что оно (самораскрытие) также парадоксально. Оно может быть уместным или неуместным, поддерживающим контакт и интеграцию опыта или вносящим дестабилизацию. Остановлюсь на этих вопросах подробнее, условно поделив самораскрытие на виды.
Вербальное и осознаваемое самораскрытие — рассказ о себе, предъявление своих чувств касательно прошлой ситуации или текущего момента терапевтической сессии. Это то, что может выбрать терапевт, если посчитает, что эта интервенция будет подходящей и поддерживающей процесс осознавания.
Это может быть, например, история с самораскрытием из жизни терапевта («а ты знаешь, в детстве меня тоже… порола мать как сидорову козу /домогался отчим / измывались воспиталки / украли инопланетяне из галактики Альфа Кедавра / etc. … и я очень страдала…»). Подобная история может быть поддерживающей, потому что клиент поймёт что он/она не одинок в своём опыте страдания, боли и унижения. Но эта же интервенция может быть и вносящий дестабилизацию, и клиент будет уходить из контакта, испытывать аффект, забивающий чувствительность, начнется то или иное отыгрывание. Это может произойти, например, потому что клиенту была нужна опорная фигура — не «страдающий ребёнок», а «спокойный и поддерживающий родитель»; или же клиенту могло быть целительно и полезно узнать о том, что у кого-то не было такого травмирующего опыта.
Есть самораскрытие, которое мне хочется назвать отдельным термином — самопредъявление. Буквально, то, как терапевт предъявляет свои чувства в данный момент времени в сессии. Сама методика гештальт-терапии отчасти предполагает самопредъявление на границе контакта чувствам терапевта, т.к. этот чувственный резонанс относится к сессии и жизни клиента. Самопредъявление терапевта тоже может быть поддержкой процесса осознавания и поддержкой человека в целом. А может быть и ретравмирующим и, например, стыдящим посланием.
Чтобы выбор — совершать или нет вербальное самораскрытие — был легче, мне хочется дать методическую рекомендацию для терапевтов:
Во-первых, перед тем, как рассказывать историю про свой опыт, следует задать себе вопрос: «Зачем я хочу это сделать?».
Во-вторых, после ответа себе на вопрос «зачем», спросить у клиента: «Хочешь, я расскажу тебе, как это было у меня?».
В-третьих, помнить, что даже при такой подготовке интервенция может вносить дестабилизацию, помнить, что это нормально, главное постараться в диалоге с клиентом стабилизироваться обратно и договориться о той форме, которая будет поддерживающая сейчас.
Невербальное и осознаваемое самораскрытие происходит просто, когда терапевт «отпускает» эготический контроль и «отпускает» свое лицо и тело, живо реагируя на то, что и как говорит клиент.
Это бывает очень полезная и поддерживающая интервенция, потому что клиент ощущает и проживает, каково другому человеку сейчас с ним/ней.
С невербальными интервенциями бывает также важна последующая вербализация для более подробной ментализации происходящих на терапии процессов. При необходимости терапевту и клиенту может быть важно и полезно дополнительно проговорить свои чувства и мысли, не только проживать их телесно. Также это может быть полезно при работе с проекциями клиента. Например, озадаченное выражение лица терапевта клиент, привыкший в детстве выслушивать критику от заботящихся о нем/ней людях, может воспринять как свидетельство собственной плохости. Очередное свидетельство. И либо уйти в обиду, либо уйти в злость. Тогда важно проговорить с клиентом, что озадаченное выражение лица есть следствие задумчивости и необходимости в паузе, чтоб сориентироваться, а не свидетельство того, что клиент плохой и что-то «опять» испортил.
Бывают очень поддерживающие неозвученные, невербализованные осознанные интервенции. Например, когда в сессии актуализируется нарциссическое или пограничное поле, и терапевт не спешит проговаривать клиенту то, что ему/ей приходит в голову, а просто замечает ход своих мыслей, замечает резонанс своей истории с историей клиента и просто дышит, заземляется и проживает свое чувство. Так терапевт делает возникшее чувство и сопутствующее ему страдание выносимым для себя и создает пространство, в котором есть выносимость (!) данного типа страдания, и клиент может в нем заземлиться. Вместе с тем, терапевт контеинирует клиента и помогает проживать названные выше пограничные и нарциссические феномены.
Сложно совершить неосознаваниемое вербальное самораскрытие, поскольку речь относится к высшим психическим функциям. Но когда терапевт оказывается вовлечен в сильное аффективное поле, становится захваченным собственными эмоциями (любыми интенсивными: горем, яростью, радостью…), то может начать самораскрытие и интенсивное самопредъявление. То есть, начать вносить в сессию свое состояние, не сверившись с происходящим в фоне терапии и актуальностью этой интервенции. У диалога, когда оба захвачены переживаниями, есть опасность, что он выведет в сторону эскалации чувств и потери чувствительности, что, возможно, приведет к развитию пограничной ситуации (например, конфликта). Насколько это страшно? Может быть страшно и опасно. Кто виноват и что делать? Никто не виноват.
Методические рекомендации терапевту: важно уметь по-доброму сказать себе «стоп» и выходить из аффекта в мета-позицию. Как правило, если начинается «неконтролируемый занос», значит фигура сессии потеряла фон. Надо выдыхать, заземлять и возвращаться к исследованию фона.
Невербальное неосознаваемое самораскрытие мы совершаем регулярно. Мы двигаемся, дышим, пахнем, мускулатура лица совершает (или не совершает) сотни микродвижений на протяжении терапевтического часа. И все это относится к самораскрытию терапевта, потому что он/она в этом воплощен. А, поскольку все осознавать невозможно, то это неосознаваемое самораскрытие.
Это очень мощный терапевтический инструмент. Нельзя сказать, что если этот инструмент неосознаваемый, то им нельзя умело пользоваться. Конечно, можно.
Например, терапевт «помещает» в свое тело телесно-кинестетический резонанс на тело клиента. И это помогает терапевту понимать человека и работать с ним/ней. Важно, что телесно-кинестетический резонанс всегда работает в две стороны. Клиент также «помещает» в свое тело своего терапевта, точно так же испытывает телесно-кинестетический резонанс. И опыт контакта с интегрированным и не теряющим дыхание, не замирающим в травматической диссоциации с телом терапевта целителен для клиента. Причем целителен с разных сторон — это и опыт хорошего отзеркаливания для построения новых аспектов своего селф-процесса клиентом, и опыт наблюдения для обучения навыкам заземления и большей телесной и психической интеграции. И все это происходит имплицитно, неявно, несознаваемо. Что делает этот процесс не менее, а может быть и более ценным.
В целом, неосознаваемое невербальное самопредъявление терапевта далеко не всегда является целительным. Также оно может быть ретравмирующим для клиента и потенциально разрушительным для терапевтических отношений.
Заранее неизвестно, как мимика и пантомимика, расширение и сужение зрачков, трепет крылье носа и тому подобное отзовётся в психике другого человека. М.б., человек почувствует себя в опасности, т.к. проинтерпритирует повышенное внимание к себе как враждебное, или, может быть, человек почувствует себя униженным… Возможно сильное несовпадение коммуникации двух людей и того, как две психики, терапевта и клиента, сосуществуют в моменте.
Что делать терапевту? Также обращаться к фону. Подобная сложная ситуация возникла, скорее всего, когда некая фигура стала «раздуваться» и фон терапии оказался потерян. Поэтому я полагаю, что хорошим решением таких сложных ситуаций может быть совместное замедление, опора на предыдущий опыт контакта и обращение к фону.
Подводя итоги, мне хочется еще раз акцентировать внимание на том, что исследование фона очень важно и обращение к фону может быть хорошей подсказкой — делать ли самопредъявление, если делать, то в какой форме.
Приведу список вопросов чек-листа для терапевтов по самопредъявлению, которые возникли у меня благодаря статье про полевую стратегию в практике гештальте-терапии (см. литературу):
Далее позволю себе цитату из статьи: «Чтобы выразить резонансные чувства, он [терапевт] должен уловить окружающий их фон, почувствовать, что испытывает к ним любопытство, и что он не идентифицируется с ними полностью. Обычно, чем сильнее страдает клиент, тем сильнее резонансные чувства, тем сложнее не идентифицироваться с ними и тем выше риск ретравматизации» [стр. 92].
Тема самораскрытия и самопредъявления терапевта достаточно большая и данная статья не была исчерпывающий. Но я надеюсь, что у меня получилось поделиться своими размышлениями о структуре самораскрытия и дать методические ориентиры. В завершение мне хочется добавить, что самораскрытие и самопредъявление не стоит делать, когда сессия «набирает скорость». Более продуктивным оказывается самораскрытие, перед которым терапевт оценил уместность данной интервенции. В целом, для разрешения сложных ситуаций в терапии всегда хорошей поддержкой для терапевта является прохождение личной терапии и супервизии. Исследуя свои телесные реакции и проявления, терапевт больше осваивает этот мощный терапевтический инструмент.
Одновременно с этим, и как клиент, и как терапевт, я понимаю, что, условно говоря, «неудачное» самораскрытие терапевта, как правило, не бывает разрушительным. Когда терапевтические отношения насыщены разными чувствами, событиями и смыслами, то при разрешении сложных моментов есть на что опереться.
Литература:
Дж. Франчесетти «Полевая стратегия в клинической практике: к теории терапевтического Фронезиса» / Теория психопатологических полей и полевая стратегия работы в клинической практике. — Гештальт, 2019.
Возвращаясь от парадоксальности терапевтического диалога к теме самораскрытия, могу сказать, что оно (самораскрытие) также парадоксально. Оно может быть уместным или неуместным, поддерживающим контакт и интеграцию опыта или вносящим дестабилизацию. Остановлюсь на этих вопросах подробнее, условно поделив самораскрытие на виды.
Вербальное и осознаваемое самораскрытие — рассказ о себе, предъявление своих чувств касательно прошлой ситуации или текущего момента терапевтической сессии. Это то, что может выбрать терапевт, если посчитает, что эта интервенция будет подходящей и поддерживающей процесс осознавания.
Это может быть, например, история с самораскрытием из жизни терапевта («а ты знаешь, в детстве меня тоже… порола мать как сидорову козу /домогался отчим / измывались воспиталки / украли инопланетяне из галактики Альфа Кедавра / etc. … и я очень страдала…»). Подобная история может быть поддерживающей, потому что клиент поймёт что он/она не одинок в своём опыте страдания, боли и унижения. Но эта же интервенция может быть и вносящий дестабилизацию, и клиент будет уходить из контакта, испытывать аффект, забивающий чувствительность, начнется то или иное отыгрывание. Это может произойти, например, потому что клиенту была нужна опорная фигура — не «страдающий ребёнок», а «спокойный и поддерживающий родитель»; или же клиенту могло быть целительно и полезно узнать о том, что у кого-то не было такого травмирующего опыта.
Есть самораскрытие, которое мне хочется назвать отдельным термином — самопредъявление. Буквально, то, как терапевт предъявляет свои чувства в данный момент времени в сессии. Сама методика гештальт-терапии отчасти предполагает самопредъявление на границе контакта чувствам терапевта, т.к. этот чувственный резонанс относится к сессии и жизни клиента. Самопредъявление терапевта тоже может быть поддержкой процесса осознавания и поддержкой человека в целом. А может быть и ретравмирующим и, например, стыдящим посланием.
Чтобы выбор — совершать или нет вербальное самораскрытие — был легче, мне хочется дать методическую рекомендацию для терапевтов:
Во-первых, перед тем, как рассказывать историю про свой опыт, следует задать себе вопрос: «Зачем я хочу это сделать?».
Во-вторых, после ответа себе на вопрос «зачем», спросить у клиента: «Хочешь, я расскажу тебе, как это было у меня?».
В-третьих, помнить, что даже при такой подготовке интервенция может вносить дестабилизацию, помнить, что это нормально, главное постараться в диалоге с клиентом стабилизироваться обратно и договориться о той форме, которая будет поддерживающая сейчас.
Невербальное и осознаваемое самораскрытие происходит просто, когда терапевт «отпускает» эготический контроль и «отпускает» свое лицо и тело, живо реагируя на то, что и как говорит клиент.
Это бывает очень полезная и поддерживающая интервенция, потому что клиент ощущает и проживает, каково другому человеку сейчас с ним/ней.
С невербальными интервенциями бывает также важна последующая вербализация для более подробной ментализации происходящих на терапии процессов. При необходимости терапевту и клиенту может быть важно и полезно дополнительно проговорить свои чувства и мысли, не только проживать их телесно. Также это может быть полезно при работе с проекциями клиента. Например, озадаченное выражение лица терапевта клиент, привыкший в детстве выслушивать критику от заботящихся о нем/ней людях, может воспринять как свидетельство собственной плохости. Очередное свидетельство. И либо уйти в обиду, либо уйти в злость. Тогда важно проговорить с клиентом, что озадаченное выражение лица есть следствие задумчивости и необходимости в паузе, чтоб сориентироваться, а не свидетельство того, что клиент плохой и что-то «опять» испортил.
Бывают очень поддерживающие неозвученные, невербализованные осознанные интервенции. Например, когда в сессии актуализируется нарциссическое или пограничное поле, и терапевт не спешит проговаривать клиенту то, что ему/ей приходит в голову, а просто замечает ход своих мыслей, замечает резонанс своей истории с историей клиента и просто дышит, заземляется и проживает свое чувство. Так терапевт делает возникшее чувство и сопутствующее ему страдание выносимым для себя и создает пространство, в котором есть выносимость (!) данного типа страдания, и клиент может в нем заземлиться. Вместе с тем, терапевт контеинирует клиента и помогает проживать названные выше пограничные и нарциссические феномены.
Сложно совершить неосознаваниемое вербальное самораскрытие, поскольку речь относится к высшим психическим функциям. Но когда терапевт оказывается вовлечен в сильное аффективное поле, становится захваченным собственными эмоциями (любыми интенсивными: горем, яростью, радостью…), то может начать самораскрытие и интенсивное самопредъявление. То есть, начать вносить в сессию свое состояние, не сверившись с происходящим в фоне терапии и актуальностью этой интервенции. У диалога, когда оба захвачены переживаниями, есть опасность, что он выведет в сторону эскалации чувств и потери чувствительности, что, возможно, приведет к развитию пограничной ситуации (например, конфликта). Насколько это страшно? Может быть страшно и опасно. Кто виноват и что делать? Никто не виноват.
Методические рекомендации терапевту: важно уметь по-доброму сказать себе «стоп» и выходить из аффекта в мета-позицию. Как правило, если начинается «неконтролируемый занос», значит фигура сессии потеряла фон. Надо выдыхать, заземлять и возвращаться к исследованию фона.
Невербальное неосознаваемое самораскрытие мы совершаем регулярно. Мы двигаемся, дышим, пахнем, мускулатура лица совершает (или не совершает) сотни микродвижений на протяжении терапевтического часа. И все это относится к самораскрытию терапевта, потому что он/она в этом воплощен. А, поскольку все осознавать невозможно, то это неосознаваемое самораскрытие.
Это очень мощный терапевтический инструмент. Нельзя сказать, что если этот инструмент неосознаваемый, то им нельзя умело пользоваться. Конечно, можно.
Например, терапевт «помещает» в свое тело телесно-кинестетический резонанс на тело клиента. И это помогает терапевту понимать человека и работать с ним/ней. Важно, что телесно-кинестетический резонанс всегда работает в две стороны. Клиент также «помещает» в свое тело своего терапевта, точно так же испытывает телесно-кинестетический резонанс. И опыт контакта с интегрированным и не теряющим дыхание, не замирающим в травматической диссоциации с телом терапевта целителен для клиента. Причем целителен с разных сторон — это и опыт хорошего отзеркаливания для построения новых аспектов своего селф-процесса клиентом, и опыт наблюдения для обучения навыкам заземления и большей телесной и психической интеграции. И все это происходит имплицитно, неявно, несознаваемо. Что делает этот процесс не менее, а может быть и более ценным.
В целом, неосознаваемое невербальное самопредъявление терапевта далеко не всегда является целительным. Также оно может быть ретравмирующим для клиента и потенциально разрушительным для терапевтических отношений.
Заранее неизвестно, как мимика и пантомимика, расширение и сужение зрачков, трепет крылье носа и тому подобное отзовётся в психике другого человека. М.б., человек почувствует себя в опасности, т.к. проинтерпритирует повышенное внимание к себе как враждебное, или, может быть, человек почувствует себя униженным… Возможно сильное несовпадение коммуникации двух людей и того, как две психики, терапевта и клиента, сосуществуют в моменте.
Что делать терапевту? Также обращаться к фону. Подобная сложная ситуация возникла, скорее всего, когда некая фигура стала «раздуваться» и фон терапии оказался потерян. Поэтому я полагаю, что хорошим решением таких сложных ситуаций может быть совместное замедление, опора на предыдущий опыт контакта и обращение к фону.
Подводя итоги, мне хочется еще раз акцентировать внимание на том, что исследование фона очень важно и обращение к фону может быть хорошей подсказкой — делать ли самопредъявление, если делать, то в какой форме.
Приведу список вопросов чек-листа для терапевтов по самопредъявлению, которые возникли у меня благодаря статье про полевую стратегию в практике гештальте-терапии (см. литературу):
- Понял ли я смысл и значение резонанса, который во мне сейчас возник?
- Чем насытит наши терапевтические отношения интервенция с самораскрытием?
- Выдержат ли наши терапевтические отношения эту интервенцию?
- Сможет ли клиент извлечь из этого пользу?
- Какая форма моего самораскрытия поддержит наш контакт?
Далее позволю себе цитату из статьи: «Чтобы выразить резонансные чувства, он [терапевт] должен уловить окружающий их фон, почувствовать, что испытывает к ним любопытство, и что он не идентифицируется с ними полностью. Обычно, чем сильнее страдает клиент, тем сильнее резонансные чувства, тем сложнее не идентифицироваться с ними и тем выше риск ретравматизации» [стр. 92].
Тема самораскрытия и самопредъявления терапевта достаточно большая и данная статья не была исчерпывающий. Но я надеюсь, что у меня получилось поделиться своими размышлениями о структуре самораскрытия и дать методические ориентиры. В завершение мне хочется добавить, что самораскрытие и самопредъявление не стоит делать, когда сессия «набирает скорость». Более продуктивным оказывается самораскрытие, перед которым терапевт оценил уместность данной интервенции. В целом, для разрешения сложных ситуаций в терапии всегда хорошей поддержкой для терапевта является прохождение личной терапии и супервизии. Исследуя свои телесные реакции и проявления, терапевт больше осваивает этот мощный терапевтический инструмент.
Одновременно с этим, и как клиент, и как терапевт, я понимаю, что, условно говоря, «неудачное» самораскрытие терапевта, как правило, не бывает разрушительным. Когда терапевтические отношения насыщены разными чувствами, событиями и смыслами, то при разрешении сложных моментов есть на что опереться.
Литература:
Дж. Франчесетти «Полевая стратегия в клинической практике: к теории терапевтического Фронезиса» / Теория психопатологических полей и полевая стратегия работы в клинической практике. — Гештальт, 2019.
